26 октября мы прошли цѣлыхъ 39 килом. и достигли сѣвернаго края Цайдамскаго бассейна. Путь нашъ шелъ все въ томъ-же направленіи и по такимъ-же пустыннымъ областямъ. Сначала передъ нами всталъ рядъ низкихъ, безплодныхъ, глинистыхъ холмовъ, самыхъ своеобразныхъ формъ, вродѣ башенъ, стѣнъ и пирамидъ.
Лишь изрѣдка этотъ безмолвный, пустынный, хотя и не лишенный живописности пейзажъ оживлялся неприхотливыми кустами тамариска и саксаула; чѣмъ они питались?Богъ вѣсть, такъ какъ почва была суха, какъ трутъ, и въ теченіе цѣлаго дня мы не видѣли ни капли воды.
Мы миновали цѣлый рядъ низкихъ глинистыхъ переваловъ. На первомъ изъ нихъ находилось "обо". На второмъ монголы поставили небольшіе шесты изъ корней и вѣтвей саксаула, которые и служатъ путевыми знаками для путешественниковъ. Тамъ и сямъ между холмами разстилались ровные, какъ полъ, участки, бѣлѣвшіе выцвѣтами соли. По словамъ Лопсена, послѣ дождей участки эти заливались водой.
За послѣднимъ переваломъ разстилалась къ сѣверу, насколько хваталъ взоръ, безшюдная, песчаная равнина, обѣщавшая хорошій путь нашимъ усталымъ, томимымъ жаждою лошадямъ. Наконецъ, на сѣверѣ заблестѣло озеро; это былъ заливъ Тоссо-нора, окруженнаго словно рамкой глинистыми террасами и холмами, которыя довольно круто спускаются къ водѣ. Здѣсь маршрутъ нашъ слился съ описанной Пржевальскимъ дорогой изъ Дзунъ-дсасака въ сѣверный Цайдамъ.
Вмѣсто того, чтобы продолжать путь къ сѣверо-востоку, что значительно сокращало разстояніе, я предпочелъ взять въ обходъ по западному берегу озера, чтобы прослѣдить контуры его береговой линіи и видѣть, какія впадаютъ въ него рѣки; поэтому мы спустились съ холмовъ внизъ и завернули къ сѣверу по узенькой, низкой прибрежной полосѣ.
Направо отъ насъ разстилалось чудное синее озеро. Виднѣлось нѣсколько островковъ. Въ заливѣ плавала стая величавыхъ, бѣлыхъ, какъ снѣгъ, лебедей. Противоположные берега вырисовывались отчетливо и рѣзко и на сѣверо-восточномъ краю озера человѣкъ съ хорошимъ зрѣніемъ могъ различить Цаганъ-обо (бѣлый алтарь). Вода въ озерѣ была очень соленая, и рѣдко разбросанныя вдоль берега кочки казались покрытыми налетомъ инея.
Достигнувъ мѣстечка, гдѣ густо разросся камышъ и кусты тамариска и гдѣ мы нашли прѣсную воду, мы разбили палатки около Цаганъ-намага (бѣлаго, т. е. прѣснаго, источника.) Мѣстечко было славное, и только теперь я понялъ, почему озеро называется Тоссо-норъ, т. е. жирное озеро. Согласно объясненію Лопсена, озеро называлось такъ потому, что располагающіеся здѣськочевники не терпятъ недостатка ни въ топливѣ, ни въ водѣ, ни въ подножномъ кормѣ для скота, словомъ, "какъ сыръ въ маслѣ катаются".
Въ самомъ дѣлѣ, какой красивый, богатый красками ландшафтъ! При солнечномъ закатѣ террасы и холмы противоположнаго берега отливали багрянцемъ надъ голубой поверхностью озера, по которому граціозно, спокойно, скользили лебеди. Вечернія звѣзды не испортили чудной картины. Сіяв-шій между легкими облачками мѣсяцъ серебрилъ водную поверхность, гладкую, какъ зеркало. Отъ палатокъ и кустовъ тянулись рѣзкія тѣни. Камышевая заросль окружала насъ черной стѣною, а на берегу, словно снѣгъ, бѣлѣли выцвѣты соли.
Взглядъ мечтательно скользилъ по водной поверхности и уходилъ вдаль. Почему эти тихія азіатскія озера съ ихъ пустынными берегами навѣваютъ такое мистически-грустное настроеніе? Можетъ быть, потому, что плескъ ихъ волнъ единственный звукъ, напоминающій одинокому путнику въ этой чужой сторонѣ о родныхъ волнахъ сѣвернаго моря. Почему же какъ разъ эти волны пробуждаютъ въ душѣ грёзы и вызываютъ картины родины? Можетъ быть, потому, что онѣ по волѣ капризнаго вѣтра поютъ тѣ-же пѣсни, что поетъ въ теченіе вѣковъ наше море, ударяясь о шкеры, подобныхъ которымъ нѣтъ на землѣ!
На слѣдующій день мы сначала слѣдовали по самому берегу къ сѣверу, но затѣмъ, когда прибрежная полоса стала неровной и затруднительной для передвиженія, мы снова поднялись на ровную, открытую, усыпанную крупнымъ пескомъ и щебнемъ береговую террасу. Затѣмъ путь нашъ пересѣкъ глубокую, сухую балку, которая, видимо, несетъ воду только въ пору лѣтнихъ дождей. Если глядѣть вдоль балки, Тоссо-норъ виднѣется вдали словно въ отверстіе воротъ.
Затѣмъ, мы достигли того мѣста, гдѣ Голынъ-голъ впадаетъ въ озеро, образуя широкій воронкообразный разливъ, и направились по правому берегу рѣки; поверхность представляла большія затрудненія; это былъ настоящій хаосъ бугровъ съ кустами тамариска, глинистыхъ уваловъ, песчаныхъ холмовъ и чащъ камыша, съ какими мы познакомились на восточномъ берегу древняго Лобъ-нора.
Около Бонкымъ-обо, небольшого четыреугольнаго жертвенника, съ каменной плитой, на которой была высѣчена извѣстная молитвенная формула, мы нашли бродъ черезъ рѣку. Ширина ея равнялась здѣсь 30 м., максимальная глубина 86 сантм. Дно рѣки было твердое, вода прозрачная, такъ что переправа багажа не представила затрудненій.
(Съ рисунка Г. Линдберга)
Теперь путь повелъ почти прямо къ востоку. Направо отъ насъ, на довольно значительномъ разстояніи находился сѣверный берегъ Тоссо-нора; налѣво, или на сѣверѣ, синѣло огромное озеро Курлыкъ-норъ, называемое также Хара-норъ или Голосынъ-норъ. Широкая камышевая опушка южнаго его берега казалась желтой въ сравненіи съ густой синевой озера и почти совершенно скрывала мѣсто истока рѣки Голынъ-голъ, впадающей въ Тоссо-норъ. На сѣверномъ берегу озера, напротивъ, не было видно камыша, и береговую линію обрисовывали голые южные склоны Южнаго Куку-норскаго хребта.
Крайне интересное явленіе, что два столь близко лежащія озера, какъ Курлыкъ- и Тоссо-норъ, содержатъ одно прѣсную, другое соленую воду. Въ сѣверное озеро, Курлыкъ-норъ, впадаютъ рѣки Балдуинъ-голъ, Баянъ-голъ, Алиханы-голъ и много мелкихъ ручьевъ. Но вытекающая изъ озера р. Голынъ-голъ уноситъ изъ него всъ попадающіе туда выносы соли изъ горъ, и въ озерѣ остается прѣсная вода. Зато всѣ эти соли собираются въ южномъ озерѣ Тоссо-норъ.
Пройдя 25.5 килом., мы расположились лагеремъ вблизи берега, около Лакимтосъ-обо, самаго красиваго изъ видѣнныхъ нами: оно было сложено на пустынной возвышенности и виднѣлось издалека. Состояло обо изъ трехъ кубической формы жертвенниковъ изъ сырцоваго кирпича, покоящихся на пирамидальныхъ пьедесталахъ. Вокругъ нихъ было воткнуто одиннадцать шестовъ, обрисовывающихъ прямоугольникъ; между ними было протянуто множество веревочекъ. Отъ четыреугольныхъ угловыхъ шестовъ шли діагоналями веревки къ шесту, вышиною 3.60 м., укрѣпленному на самомъ большомъ жертвенникѣ. На ати веревки были навѣшаны тысячи лоскутковъ съ вѣчною формулой: "омъ мани падме хумъ".
На среднемъ жертвенникѣ зіяло четыреугольное углубленіе. Лопсенъ сунулъ туда руку и вытащилъ множество длинныхъ, узенькихъ полосокъ бумаги съ тибетскими письмеяами. По его словамъ, здѣсь были замурованы и бурханы, но онъ побоялся ихъ трогать.
Лопсенъ разсказалъ, что "обо" это посвящено Курлыкъ-норскому шибтыку" или "эцзэну" (духу), какъ Цаганъ-обо Тоссо-норскому. Эти "шибтыки" - духи или добрыя божества, имѣющіе обликъ людей, но невидимые. Шибтыки бываютъ только добрые, и люди обязаны имъ озерами, горами и рѣками и мн. др. Существуютъ поэтому "гадсеринъ-эцзэны" (земные духи), "тенгринъ-эцзэны (небесные) "норынъ-эцзэны" (озерные) и пр. Водятся они всюду, кромѣ пустыни. Поэтому-то въ пустынѣ и нѣтъ ничего,что поддерживаетъ жизнь человѣческую.
При лунномъ свѣтѣ "обо" имѣло совершенно фантастическій видъ. Три пирамиды рисовались какими-то призраками, тысячи лоскутковъ тихо развѣвались по вѣтру, словно хотѣли навѣять миръ на мятущуюся душу. Странные звуки нарушали безмолвіе ночи. Можно было подумать, что озерные духи устроили воздушный хороводъ надъ темной водной поверхностью. Но это попросту крякали утки въ камышахъ. У восточнаго края озерасвѣ-тилось во мракѣ два огонька.
(Съ рисунка автора)
28-го октября. Дорога держалась берега озера, направляясь къ OSO. По лѣвую руку у насъ шло, такимъ образомъ, озеро, по ту его сторону Южно-Куку-норскій хребетъ, a no правую пустынная равнина. Курлыкъ-норъ сузился; тростникъ все больше тѣснилъ воду, и вдоль южнаго берега тянулась только узенькая полоска открытой воды.
Мы были одни въ этой пустынной области. Ни признака жизни кругомъ. Лишь валяющіеся тамъ й сямъ лошадиные остовы указывали, что это проѣзжая дорога. Съ самаго Тенгелика мы не встрѣчали ни одного путника монгола. Лопсенъ говорилъ, что чѣмъ дальше къ востоку, тѣмъ мѣстнрсть стат новится небезопаснѣе, благодаря разбойникамъ-тангутамъ.
Вдали, на восточномъ берегу озера виднѣлись, однако, двѣ одинокія кибитки, но мы продолжали нашъ путь и расположились лагеремъ, только пройдя 25 килом., около Али-ханы-гола, рѣки, устье которой все заросло камышомъ. Почва здѣсь была болотистая, и грунтъ ненадежный. Въ одномъ мѣстѣ, съ виду не внушавшемъ опасенія, Исламъ-бай завязъ такъ основательно, что люди съ трудомъ спасли лошадь. Въ теченіе этого перехода мы лишились первой изъ вновь купленныхъ лошадей.
30-го октября мы ѣхали по Барунъ-кёвве, южному берегу Алиханы-гола, и Цзунъ-ула, т. е. Сѣверныя горы, приходились у насъ по лѣвую руку. Географическія названія въ этихъ областяхъ часто крайне примитивны. Самая рѣка была видна лишь мѣстами. Послѣдняя ночь выдалась холодная (?22.6°), и по теченію неслось много льдинъ, со звономъ ударявшихся другъ о друга и о берега. Дорога вела на Сорго-цзу, до котораго было 29 килом., то по песчаной пустынѣ съ небольшими барханами, то по болотамъ и степнымъ участкамъ.
Куда дѣвалась веселость нашего Лопсена? Онъ ѣхалъ хмурый, молчаливый, не отрывая глазъ отъ горизонта, и весь день бормоталъ: "омъ мани падме хумъ". Я спросилъ его о причинѣ такого мрачнаго настроенія; онъ покачалъ головой и сказалъ, что теперь мы приближаемся къ опаснымъ мѣстамъ. Двое монголовъ, которыхъ онъ встрѣтилъ во время нашего отдыха около Алиханы-гола, сообщили ему, что въ послѣднее время разбойники-тангуты опять показались въ области Кур-лыкъ-нора и увели лошадей у монголовъ.
Онъ и просилъ насъ держать оружіе наготовѣ. Положимъ, мы до сихъ поръ не встрѣчали тангутовъ по дорогѣ, но всетаки они держались въ горахъ, откуда могли вмдѣть насъ и, руководясь нашими лагерными кострами, могли выслѣдить насъ и, въ лучшемъ случаѣ, украсть у насъ всѣхъ лошадей. Мы зарядили всѣ три ружья и пять револьверовъ и роздали ихъ людямъ вмѣстѣ съ достаточнымъ количествомъ патроновъ.
Но и около Сорго-цзу мѣстность продолжала оставаться тихой и пустынной. Ни въ степи, ни у подножія горъ не виднѣлось ни огонька; ничто не говорило о пребываніи людей. Мы поэтому не тревожились, но лошадей въ сумеркахъ привеливъ лагерь и снова отпустили пастись на волѣ лишь на разсвѣтѣ.
Впрочемъ, собаки наши были отличными сторожами и предостерегали насъ при малѣйшемъ подозрительцомъ звукѣ.
Вечера и ночи стояли ясные, тихіе и холодные. Уже около 4 ч. пополудни чернила на моемъ перѣ застывали, й мнѣ приходилось безпрестанно отогрѣвать ихъ своимъ. дыханіемъ. Старая кашгарская моя шуба, лежавшая запакованной почти годъ, снова пошла въ ходъ. Горячій чай казался вкуснѣе, чѣмъ когда-либо, особенко со свѣжей булкой, которую каждый вечеръ пекъ мнѣ Исламъ-бай.
Маленькая походная желѣзная печка, которая была зашита въ войлокъ и путешествовала съ нами всю дорогу, тоже пригодилась теперь. Ее поставили на землю, посреди палатки; трубу привязали стальной проволокой къ металическому крюку передняго шеста палатки, такъ что конецъ трубы высунулся во входное отверзтіе. Затѣмъ, Исламъ затопилъ печку сухими вѣтвями и хворостомъ, такъ что только трескъ пошелъ. Отличная вещь!
Стало такъ тепло, хорошо, уютно. Я чувствовалъ себя точно въ своей комнатѣ, въ Стокгольмѣ. Даже Джолдашу пришлась по вкусу эта затѣя. хотя сначала-то онъ было навастривалъ уши при каждомъ трескѣ сухихъ вѣтвей и громыханьѣ трубы.
Ночью огонь самъ собою погасъ, и въ палаткѣ снова стало холодно. Но что-жь! Я уже лежалъ, закутавшись въ шубы, выставивъ только кончикъ носа. У меня всегда стояла у изголовья чашка съ чаемъ, оставшимся отъ ужина, но къ утру чай этотъ превращался въ ледъ; тоже было и съ чернилами, которыя каждый вечеръ приходилось грѣть надъ огнемъ.
Людямъ тоже не было худо. Они разводили себѣ большой костеръ, вокругъ котораго и располагались. Ночь этавыдалась самая холодная за всѣ 2 1/2 года; на воздухѣ было -26.1°, a въ палаткѣ -23°, пока-же топилась печка -3°.
31-го октября мы двинулись по степной области къ Кёвве-кудуку (прибрежному колодцу), находящемуся на южномъ берегу Хара-нора, т. е. Чернаго озера. Озеро это является центральнымъ бассейномъ небольшой, не имѣющей стока области, въ которой собираются воды, стекающія съ окраинныхъ горъ области. Теперь всѣ русла были сухи. По сѣверному берегу тянулись между озеромъ и горами желтые песчаные барханы, а южный изобиловалъ сочной растительностью: колодезь оказался соленоводнымъ. Но до слѣдующаго источника оставался цѣлый день тяжелаго пути, и мы принуждены были поэтому остановиться здѣсь, хотя и прошли всего 14 килом.
Здѣсь стерегла нашихъ лошадей другая бѣда. На мягкой, рыхлой почвѣ явственно отпечатались безчисленные слѣды медвѣдей, являвшихся сюда изъ горъ лакомиться ягодами. Лопсенъ совѣтовалъ зорко слѣдить за лошадьми, такъ какъ медвѣди имѣютъ привычку залегать въ кусты и оттуда хватать лошадей. Поэтому и здъсь пришлось привязать лошадей на ночь въ лагерѣ между палатками.
Кромѣ того мы каждую ночь выставляли двухъ караульныхъ, которые смѣнялись черезъ два часа. Чтобы не заснуть и въ то же время давать намъ знать, что они не спятъ, караульные должны были время отъ времени бить въ кастрюли, за неимѣніемъ болѣе подходящаго инструмента. Пѣть имъ было позволено, сколько душѣ угодно, чтобы прогонять дремоту, и я, часто просыпаясь ночью, слышалъ ихъ заунывные однообразные мусульманскіе напѣвы. На зарѣ караульные ложились спать и поручали насъ охранѣ собакъ.
1-го ноября. Ночь прошла спокойно. Ни о медвѣдяхъ, ни о тангутахъ не было ни слуху, ни духу, и мы, вскинувъ ружья на плечи, продолжали путь къ OSO. Скоро озеро скрылось изъ виду, и мы очутились въ довольно широкой долинѣ, съ отлогимъ подъемомъ въ направленіи нашего пути. По обѣ стороны шли средней высоты горные кряжи съ зубчатыми, свободными отъ снѣга вершинами. Дорога шла посреди долины между степными участками, кустами и зарослями камыша, вдоль сухого теперь русла, являющагося въ лѣтнее время водною артеріею области.
На дорогѣ вижнѣлись совсѣмъ свѣжіе слѣды медвѣдя, и такъ какъ онъ направился въ ту-же сторону, куда шли мы, то Исламъ-бай и Лопсенъ, выпросивъ позволеніе выслѣдить медвѣдя, исчезли между кустами.
Караванъ шелъ около самыхъ горъ, бывшихъ по правую руку. Когда дорога стала завертывать, огибая скалистый выступъ, я и Эминъ-Мирза остановились, чтобы произвести нѣкоторыя наблюденія. Горныя породы были представлены здѣсь темнолиловымъ сланцемъ, падавшимъ подъ угломъ 53° SO. Затѣмъ, мы догнали караванъ, достигли середины долины и, спустя приблизительно часъ, съ удивленіемъ увидѣли несущихся назадъ вскачь Ислама и Лопсена. Они держали ружья надъ головой и кричали: "Разбойники?тангуты, разбойники?тангуты!"
Наконецъ, они подскакали къ намъ, а вдали показались 12 вооруженныхъ тангутовъ, окутанныхъ облаками пыли. Я скомандовалъ остановиться и сітбшиться. Вьючныхъ лошадей поставили подъ прикрытіе кустовъ тамариска и поручили надзору одного изъ людей. Оружіе было заряжено, и мы съ Исламомъ, Парпи и Лопсеномъ заняли позицію на вершинѣ глинистаго бугра.
Всѣ мы спѣшилисъ и сбросили съ себя тулупы. Трусливые мусульмане дрожали. Парпи уже разъ, два съ половиной года тому назадъ, побывалъ въ такой передѣлкѣ, когда тангуты напали на караванъ Дютрейля де Рина и убили послѣдняго около Тамъ-будды. Пржевальскій и Роборовскій также подвергались нападенію въ этихъ мѣстахъ, и я поэтому вполнѣ сознавалъ серьезность положенія.
Тангутовъ, какъ сказано, было 12 человѣкъ, и Лопсенъ увѣрялъ, что у нихъ, безъ сомнѣнія, у всѣхъ были ружья. У насъ-же имѣлось всего три ружья и пять револъверовъ, такъ что на сторонѣ непріятеля былъ значительный перевѣсъ. Исламъ и Лопсенъ стрѣляли лучше насъ всвхъ. Но тангуты также хорошіе стрѣлки, цѣлятся долго и хладнокровно и не стрѣляютъ на вѣтеръ.
Что-же насъ ожидало? Неужели караванъ будетъ уничтоженъ, а съ нимъ погибнутъ и труды послѣдней экспедиціи?
Нѣтъ! Опасность была не такъ велика, какъ казалось. Увидавъ, что насъ много и что въ рукахъ у насъ блещетъ оружіе, разбойники остановились шагахъ въ 150.
Когда пыль улеглась, мы ясно разглядѣли разбойниковъ. Они оживленно совѣщались, сильно жестикулируя и крича. Надо было ожидать, что въ результатѣ они найдутъ нападеніе на насъ рискованнымъ. Мы пока-что выжидали на бугрѣ. Я спокойно продолжалъ курить трубку, что, видимо, успокаивало моихъ людей, и разсматривалъ тангутовъ въ бинокль, который у меня всегда былъ подъ рукой. Послѣ минутнаго совѣшанія разбойничья толпа повернула подъ прямымъ угломъ направо, къ подошвѣ южныхъ горъ, гдѣ и раздѣлилась. Половина пустилась по тѣснінѣ между скалами, а половина, когда мы вновь сѣли на коней и сомкнутой кучкой поѣхали дальше, направилась параллельно нашему пути, въ разстояніи всего 2 ружейныхъ выстрѣловъ отъ насъ.
(Съ рисунка М. Адлеркрейца).
Долина между тѣмъ сузилась, и путь велъ черезъ узкое ущелье. Лопсенъ боялся, что тангуты поторопятся впередъ, чтобы залечь за скалами и оттуда обстрѣливать насъ. Но другого пути не.было, вернуться назадъ тоже было невозможно,.
Надо было, слѣдовательно, постараться пройти ущелье раньше, или, по крайней мѣрѣ, пройти его прежде, чѣмъ тангуты успѣютъ занять выгодныя позиціи. У нихъ, однако, было то преимущество передъ нами, что они въ мельчайшихъ подробностяхъ знали свои скалы, балки и мѣста, удобныя для засады. Кромѣ того, наши лошади были тяжело навьючены, a лошади тангутовъ не обременены ничѣмъ. Тангуты замѣтно и обгоняли насъ, мало-по-малу приближаясь къ дорогѣ, но затѣмъ исчезли между скалами.
Мы изо всѣхъ силъ погоняли лошадей къ ущелью, защитивъ правый флангъ каравана стрѣлками. Тутъ мы снова увидали тангутовъ. Они остановились и, повидимому, не намѣревались нападать. Мы благополучно и проѣхали ущелье, держа курки на взводѣ и не сводя глазъ со скалъ, бывшихъ по правую руку.
По ту сторону ущелья долина снова расширялась, и мы были рады-радешеньки опять очутиться въ открытой мѣстности. Лопсенъ полагалъ, что тангуты взяли въ обходъ по горамъ, намѣреваясь преслѣдовать насъ. Они, видимо, направлялись къ Курлыкъ-нору красть лошадей, но повернули теперь обратно въ надеждѣ на большую поживу отъ насъ.
Подъ конецъ долина перешла въ широкую равнину, и мы, пройдя въ общемъ 34 килом., расположились лагеремъ около Хара-шарынъ-куббъ; тутъ было прекрасное пастбище и прѣсное озерко, питаемое источникомъ. Лошадей пустили къ водѣ напиться и затѣмъ пастись, но не давали имъ далеко отходить отъ лагеря. Курбанъ и Ахметъ все время стерегли ихъ.
Какъ только стало смеркаться, лошадей пустили на привязи пастись въ заросли тростника не далеко отъ палатокъ. Костеръ для приготовленія пищи разложили низенькій и въ укрытомъ мѣстѣ, чтобы огонь не слишкомъ выдавалъ насъ. Лопсенъ очень тревожился, говоря, что тангуты отлично могли наблюдать за нами, притаившись въ травѣ.
Во мракѣ ночи они и дали о себѣ знать. Вокругъ лагеря стало со всѣхъ сторонъ раздаваться ихъ непріятное перекликанье, напоминавшее голоса гіенъ, или шакаловъ. Лопсенъ зналъ эту ихъ хитрость: они такимъ путемъ узнавали, есть-ли у намѣченныхъ ими жертвъ сторожевыя собаки. :Если дѣйствителыю таково было ихъ намѣреніе, то они могли увѣриться, что собаки у насъ есть. Послѣднія всю ночь яростно лаяли и бросались къ озерку, по близости котораго тангуты, видимо, привязали своихъ лошадей. Лопсенъ не находилъ словъ для выраженія своей ненависти къ тангутамъ вообще: говорилъ, что они сами не лучше собакъ и проч.
(Съ рисунка М. Адлеркрейца).
Приподнявъ полы тулуповъ и держа ружье. въ правой рукѣ, они крадутся, припавъ къ землѣ, словно кошки.
Мы были, однако, на сторожѣ. На обоихъ флангахъ стоянки выставлены были караульные, которые безъ перерыва барабанили и пѣли. Спали одновременно только по два человѣка. Черезъ каждыя 5 минутъ Парпи кричалъ: "хабэрдаръ? (стража не спитъ?) Лопсенъ-же молча грѣлъ руки надъ тлѣющими угольями.
Ночь прошла тревожно. Люди расхаживали взадъ и впередъ, лошади фыркали и ржали, кастрюльный бой й крики правильно чередовались, словомъ, мы не на шутку попали въ осадное положеніе. Замыслы тангутовъ, однако, такъ и не удались: имъ не пришлось увести у насъ ни одной лошади.
Таково было наше вступленіе въ страну тангутовъ. Мы съ первыхъ-же шаговъ поняли, что тутъ надо смотрѣть въ оба. Тангуты - извѣстные разбойники и воры, грабящіе своихъ мирныхъ сосвдей, монголовъ. Послѣдніе, отправляясь въ большіе праздники въ монастырь Гумбумъ (Кумъ-бумъ), собираются поэтому въ большія вооруженныя партіи, такъ какъ миновать область тангутовъ никакъ нельзя.
Я думаю, что люди мои бодрствовали всю ночь больше отъ страха, нежели изъ чувства долга. Имъ было дано приказаніе разбудить меня, если тангуты начнутъ стрѣлять, но я и безъ того просыпался безпрестанно, разбуженный криками: "хабэрдаръ? Въ промежутки между этими окриками, на которые отвѣчали остальные наши люди, поднимали свой дикій вой тангуты.
На восходѣ солнца мы приготовились выступать. Тангуты снова удалились на приличное разстояніе. Но, какъ только караванъ нашъ двинулся къ востоку, они появились опять и заняли оставленное нами мѣсто. По пустымъ спичечнымъ коробкамъ, обрывкамъ газетной бумаги, огаркамъ свѣчъ, они узнали, что тутъ имъ пришлось-бы имѣть дѣло не съ простыми монголами, и они, должно быть, поэтому и отказались отъ дальнѣйшаго преслѣдованія.
2-го ноября мы продолжали путь почти прямо къ востоку и прошли цѣлыхъ 43 килом. по обширнымъ степнымъ участкамъ между обѣими горными цѣпями. Въ горньіхъ долинахъ держалось, по слухамъ, множество тангутовъ; и дѣйствительно мы видѣли ва пути безчисленное множество ихъ пересѣкающихся слѣдовъ. Поверхность была ровная и удобная для ѣзды, и мы быстро подвигались впередъ, хотя нѣкоторыя изъ нашихъ лошадей и были уже плохи. Три раза видѣли большія стада кулановъ, скрывшихся въ горы.
Область распадалась на нѣсколько неимѣющихъ стока бассейновъ. Теперь всѣ русла были, однако, сухи. Сначала мы миновали небольшое озеро, затѣмъ обширное; каждое являлось центральнымъ бассейномъ. своей области. Почти на серединѣ берега второго озера, называвшагося Серки-норъ возвышался обо,называемый Гадсыръ-удзуръ.
Отъ воднаго запаса озера немного оставалось; только въ трехъ мѣстахъ виднѣлись лужи; все остальное пространство озернаго ложа было сухо и покрыто бѣлыми отложеніями соли. Здѣсь монголы, на пути въ Гумбумъ, наполняютъ свои мѣшки солью, которая въ Донкырѣ и Сининѣ цѣнится на вѣсъ "тарянъ-гурила", т. е. поджаренной муки, на которую и вымѣниваютъ соль.
Лѣтомъ озеро снова наполняется водой, но бываетъ такъ мелко, что можно было-бы перейти черезъ него вбродъ, не будь ложе его такъ мягко и рыхло. Мѣстность у восточнаго края озера, орошенная источниками и покрытая сочной травой, называется Ёрдэни. Здѣсь сливались съ нашимъ маршрутомъ дороги изъ Дзунъ-дсасака и Номохунъ-хото, двухъ важныхъ монгольскихъ становищъ въ восточномъ Цайдамѣ. Здѣсь мы разбили лагерь. Ночью учрежденъ былъ такой-же строгій караулъ, какъ и наканунѣ, но все было тихо, и никакихъ тангутовъ не показывалось.
На слѣдующій день предстоялъ переходъ въ 26 килом. до Дуланъ-юна. Дорога свернула къ NO по долинѣ Дуланъ-гола; широкая долина была окаймлена обросшими травою холмами и прорѣзана довольно многоводной, прозрачной рѣкой. Вершины горъ направо были покрыты лѣсомъ. На склонахъ паслись большія стада овецъ, а около рѣки бродили сотни яковъ. Лагерь мы разбили на правомъ берегу рѣки, въ чудесномъ мѣстечкѣ, недалеко отъ кибигки тангутовъ.
Мы нарочно хотѣли показать тангутамъ, что не боимся ихъ. Двое встрѣтившихся намъ всадниковъ тотчасъ обратились въ бѣгство, и только подъ вечеръ двое другихъ, вооруженныхъ длинными мечами, отважились приблизиться къ моей палаткѣ. Одѣты они были совсѣмъ, какъ монголы, но ни слова не понимали по монгольски.
Лопсенъ въ теченіе своихъ четырехъ паломничествъ въ Лассу успѣлъ выучиться тангутскому нарѣчію, и мы съ его помощью могли объясниться съ тангутами. Дружелюбный пріемъ нѣсколъко ободрилъ ихъ, но всетаки видно было, что они еще не знаютъ хорошенько, что имъ думать о насъ, какъ относиться къ намъ. Они, впрочемъ, продали вамъ овцу и принесли вечеромъ молока.
Мы съ намѣреніемъ выбрали для лагеря поросшій кустарникомъ островокъ, между двумя рукавами рѣки, откуда намъ видна была долина. Топлива тутъ было довольно; рѣка весело журчала по камнямъ. Лошадей отвели пастись на ближайшую лужайку, гдѣ онѣ всю ночь и охранялись двумя вооруженными людъми.
