30 сентября. Ночь была ясная, холодная, а утромъ вся окрестность оказалась въ туманѣ, каждая былинка и кочка въ бахромѣ инея. Къ востоку отъ перевала открывалась довольно широкая, поросшая травою долина, прорѣзанная ручьемъ, по высокому берегу котораго мы и слѣдовали.
На лѣвомъ берегу ручья виднѣлся издалека какой-то черный предметъ, который мы приняли за отдыхающаго быка. Но, когда мы нѣсколько приблизилисъ, люди стали увѣрять, что это "нишанъ", (путевой знакъ). Мы направились къ нему и были оченъ поражены, найдя здѣсъ въ дикой пустынѣ въ высшей степени оригинальное и красивое "обо", вѣроятно, воздвигнутое для умилостивленія горныхъ божествъ. Состояло "обо" изъ прислоненныхъ другъ къ другу большихъ сланцевыхъ плитъ, покрытыхъ письменами.
Вотъ мы оживились! Каравану было скомандовано остановиться, и мы расположились лагеремъ около самаго "обо", пройдя на этотъ разъ едва 9 килом. Работы здѣсь должно было хватить съ избыткомъ дня на два. Подножный кормъ былъ тутъ лучше обыкновеннаго; водой снабжалъ насъ ручей, a то обстоятельство, что перевалъ стоилъ намъ лошади и осла, ясно указывало, что животныя нуждались въ возможно продолжительномъ отдыхѣ.
Прежде всего я принялся за наброски и срисовалъ оригинальное "обо" со всѣхъ 4 сторонъ. Планъ "обо" напоминалъ конюшню съ тремя стойлами, шириною въ 0.38, 0.53 и 0.67 м. Всего мы насчитали 49 прислоненныхъ другъ къ другу въ наклонномъ положеніи сланцевыхъ плитъ; такъ строютъ карточные домики.
Плита, образовывавшая заднюю стѣну, имѣла въ высоту 1.46 м. и живописно высилась надо всѣмъ сооруженіемъ. Часть ея, возвышавшаяся надъ крышей, была свободна отъ надписи лишь на внутренней сторонѣ; все остальное пространство ея было покрыто болыгшми и малыми письменами. Длина этой плиты равнялась 1.34 м. Около нея находились другія плиты, длина которыхъ доходила до 1.52 м.
Всѣ эти плиты, темнозеленаго цвѣта, были совершенно ровны и плоски, толщиною всего въ 1 сантм. Надо было удивляться, какъ удалось добыть ихъ изъ мѣстныхъ скалъ въ цѣломъ, неповрежденномъ видѣ. Крыша сооруженія, находившаяся всего на 0.61 м. надъ землей, состояла изъ 4 длинныхъ плитъ, длиною въ 2.39 м. Края ихъ выдавались надъ десятью крайними плитами-подпорками. Фасадъ сооруженія былъ обращенъ прямо къ юго-востоку. Письмена, величиною отъ 2 до 10 сантм., видимо, были не высѣчены, а просто выцарапаны какимъ-то острымъ инструментомъ, - иначе хрупкій камень не выдержалъ бы, - и выдѣлялись на темно-зеленомъ фонѣ свѣтлосѣрыми линіями.
Неподалеку отъ "обо" виднѣлось нѣсколько закоптѣлыхъ камней; между ними еще уцѣлѣли зола и уголья; ясно было, что здѣсь останавливались осенью монголы-кочевники. Найдя вдобавокъ по близости прямоугольную могильную плиту и тропинку, мы заключили, что здѣсь, вѣроятно, находится мазаръ, время отъ времени посѣщаемый паломниками.
И тутъ передъ нами всталъ тотъ же вопросъ: что могли вѣщать путникамъ эти безмолвные камни? По всей вѣроятности, содержаніе надписей было религіознаго характера, но, тѣмъ не менѣе, представляло извѣстный интересъ. Быть можетъ, тутъ описывалось какое нибудь происшедшее на этомъ мѣсгв событіе? Надо было скопировать надписи, чтобы потомъ можно было дешифрировать ихъ. Когда я срисовалъ самое "обо", мы разорили его, разложили плиты въ рядъ на землѣ, и я принялся копировать надписи, послѣ чего люди ставили плиты на свое мѣсто.
(Съ рисунка автора)
Первыя двѣ плиты были невелики, и съ ними было покончено въ полчаса. Когда же я взялся за третью, вниманіе мое было привлечено однообразіемъ буквъ. Мнѣ показалось, что одинъ и тотъ же знакъ повторялся довольно правильно. При болѣе внимательномъ разсматриваніи и оказалось, что каждая седьмая буква была одна и та-же.
Я всмотрѣлся въ "обо" и нашелъ, что всѣ 49 плитъ были покрыты тѣми же правильно повторяющимися семью буквами. А, вотъ оно что! Понялъ! Это ни что иное, какъ извѣстная тибетская священная формула: "on mane padme hum", т. е. "О, сокровище лотоса!"
Копировка письменъ была немедленно прекращена, и завтрашній деяь отдыха оказался лишнимъ. Мы захватили съ собой лишь двѣ красивыя плитки, какъ образчики, a взятыя у лагеря - XXXVI оставили здѣсь. О томъ, что бы забрать все сооруженіе, не могло быть, конечно, и рѣчи. Оно составило-бы три верблюжьихъ вьюка, и этнографическая цѣнность его далеко устунала его тяжести.
Только что разсматривавшійся, какъ большая достопримѣчательность, "обо" потерялъ въ моихъ глазахъ всякое значеніе. Я извлекъ изъ него лишь ту пользу, что оно впервые познакомило меня со страстью ламаизма къ преувеличенью и формализму. Вмѣсто важныхъ историческихъ данныхъ о великомъ пути монгольскихъ паломниковъ въ Лассу, который какъ разъ здѣсь пересѣкалъ окраинныя горы Цайдама, мы нашли пустую формулу; красивая сама по себѣ, она становилась безсмыслицей, повторяясь 4,000 разъ кряду. Что за остроуміе написать на бумагѣ 4,000 разъ "Отче нашъ"? A ужь столько-же разъ выцарапать на камнѣ, не жалѣя трудовъ и времени, одну и ту-же молитвенную формулу, прямо глупо.
Я былъ нѣсколько раздосадованъ этимъ приключеніемъ. Но, если результатъ и оказался меныпе, нежели я ожидалъ, то все-же вреда отъ нашей остановки собственно никакого яе произошло. По крайней мѣрѣ, мы имѣли теперь ясное доказательство, что попали на большой проѣзжій трактъ, ведущій въ Лассу. Объ этомъ свидѣтельствовали и обо, и могилы, и тропинки, и кучи камней. Дальше, въ долинѣ, людикромѣ того видѣли слѣды двухъ верблюдовъ и нѣсколько большихъ стадъ кулановъ. Таглыки наши утверждали, что куланы никогда не держатся вблизи населенныхъ мѣстъ, и что до послѣднихъ, слѣдовательно, по крайней мѣрѣ, два дня пути.
1 октября мы могли спокойно продолжать путь къ востоку по этой прямой, широкой долинѣ. Около ручья паслось стадо кулановъ, головъ въ 120. Исламъ выстрѣлилъ, но промахнулся, и все стадо умчалось въ горы, поднявъ пыль столбомъ. Животныя длинной, темножелтой, волнующейся линіей безъ малѣйшаго труда взбѣжали на крутизны, но, затѣмъ, сдѣлавъ большой крюкъ, вновь спустились въ долину, по направленію къ послѣдней нашей стоянкѣ.
Около устья долины мы нашли еще два обо, одинъ состоялъ изъ 63 сланцевыхъ плитъ, поставленныхъ попросту стоймя вокругъ холмика. Надписи на плитахъ, обращенныхъ къ западу, частью стерлись; должно быть, отъ часто дующаго здѣсь западнаго вѣтра.
Долина впадала въ большую главную долину, прорѣзанную тою-же самою рѣкою, которую мы переходили по близости отъ лагеря - XXXV. На самомъ углу вновь выступалъ гранитъ.
Съ напряженнымъ вниманіемъ ловили мы по пути всякіе признаки близости людскихъ жилищъ. Между прочимъ, видѣли еще одно обгорѣлое мѣсто послѣ костра, нѣсколько кольевъ отъ палатокъ и верблюжій пометъ. Вдругъ Исламъ-бай увидалъ у подошвы противоположной скалы нѣсколькихъ яковъ. Онъ осторожью подкрался къ нимъ на выстрѣлъ и пустилъ пулю, вторую, третью, но безъ успѣха. Тутъ, къ нашему изумленію и радости, откуда-то выскочила старуха и принялась кричать и размахивать руками. Мы сразу поняли, что это были домашніе яки и что мы, наконецъ, послѣ 55 дней странствованія въ пустынныхъ областяхъ, добрались до окраинныхъ людскихъ поселеній.
Неподалеку виднѣлась кибитка старухи. По сосѣдству отъ нея, на правомъ берегу рѣки, мы и разбили лагерь - XXXVIII.
Въ окрестностяхъ паслись яки, козы и овцы старухи, и при видѣ послѣднихъ у насъ потекли слюнки изо рта.
Разговоръ со старухой оказался настоящимъ оселкомъ для нашего терпѣнія. Разумѣется, она не знала, что мы за птицы такія, а изъ насъ никто не понималъ по монгольски. Парпи-бай помнилъ одно слово "бане" (имѣется), а я зналъ изъ географіи общеупотребительныя наименованія вродѣ: "ула"?гора, "голъ"?рѣкаи "норъ"?озеро.Но датьсъэтимъ скуднымъ запасомъ словъ старухѣ понять, что прежде всего мы хотимъ купить у нея овцу, было не легко. И вотъ, я принялся блеять по бараньи, а потомъ показалъ старухѣ китайскую монету въ два лана, она поняла, и на ужинъ у насъ была настоящая свѣжая баранина!
Люди мои сіяли. Конецъ уединенной тяжелой жизни на высотахъ! Нечего больще скупиться на провизію, не надо питаться жесткимъ яковымъ мясомъ! Выть можетъ, намъ даже удастся теперь спасти остатки нашего нѣкогда столь внушительнаго каравана.
Съ помощъю знаковъ старуха объяснила намъ, что мужъ ея отправился въ горы стрѣлять яковъ, но вернется домой до захода солнца.
Въ ожиданіи его я съ Парпи-баемъ и Эминомъ-Мирзой посѣтили кибитку старухи. Завидѣвъ насъ, она со своимъ восьмилѣтнимъ сыномъ учтиво вышла намъ на встрѣчу. Мальчуганъ получилъ отъ насъ кусочекъ сахару, а старуха щепоть табаку, которою сейчасъ набила свою длинную, узкую китайскую трубку. Весь страхъ ея теперь какъ рукой сняло.
Кибитка состояла изъ стараго изодраннаго войлочнаго ковра, наброшеннаго на два шеста; къ серединѣ продольныхъ внутреннихъ сторонъ были подвѣшены два горизонтальныхъ шеста, проходившихъ въ дыры въ войлокѣ и привязанныхъ къ стоявшимъ снаружи шестамъ, въ свою очередь укрѣпленнымъ веревками. Благодаря такому устройству, кибитка становилась болѣе выгнутой и просторной. Посреди крыши было дымовое отверстіе. Шесты были тамарисковые и привезены изъ Гаджира въ Цайдамѣ.
Вѣтеръ задулъ съ запада, поднялась вьюга; мы зашли въ кибитку и принялись разсматривать ея внутреннее убранство. Главною выдающеюся частью меблировки являлся небольшой кубической формы деревянный ящикъ, стоявшій около поперечной стѣны, прямо противъ входа. По словамъ Парпи-бая это былъ "бурхана" или кумирня въ миніатюрѣ. Послѣ нѣкотораго колебанья старуха подняла крышку, и мы увидвли въ ящикѣ священныя тибетскія книги, т. е. отдѣльныя длинныя, исписанныя полоски бумаги. Каждая книга, т. е. кипа такихъ полосокъ, была обвернута кускомъматеріи. На крышкѣ лежалъ пукъ яковыхъ хвостовъ, которымъ старуха, какъ метелкой, смахивала пыль со святыни. Нѣсколько хранившихся тамъ-же мѣдныхъ и деревянныхъ чашъ, видимо, служили священными сосудами.
Хозяйственная утварь состояла изъ китайской фарфоровой чашки, кожанаго ведра, кожанаго-же кувшина, желѣзнаго котла, мѣдной кастрюли съ крышкой, чайника изъ желтой мѣди, мѣшка съ высушенными травами, игравшими роль благовонныхъ куреній, ножа, раздувальныхъ мѣховъ, огнива, сѣдла, сбруи, рваной одежды, бараньяго желудка съ яковымъ жиромъ и мѣшка съ цзамбой.
Большую часть помѣщенія занимали, однако, куски превосходнаго яковаго мяса. Снаружи около палатки тоже лежало мясо, такъ что намъ пришлось привязать своихъ собакъ.
Мясо оставляютъ такимъ образомъ на воздухѣ, пока оно высохнетъ, почернѣетъ и затвердѣетъ, какъ дерево. Старуха отрѣзала ножемъ нѣсколько ломтиковъ, поджарила ихъ надъ огнемъ и угостила насъ. Мы узнали, что семья эта живетъ здѣсъ круглый годъ, чтобы снабжать своихъ сородичей въ Цайдамѣ яковымъ мясомъ.
Посреди кибитки стоялъ на трехъ камняхъ котелъ, а вокругъ шелъ какъ-бы валъ изъ яковаго помета. Собираясь разжечь костеръ, старуха высѣкла огнивомъ огонь и подхватила искры горстью растительнаго пуха, которую затѣмъ сунула въ сухой распыленный лошадиный пометъ, а когда этотъ, съ помощью мѣховъ, затлѣлся, прикрыла его яковымъ пометомъ.
Мяса кулановъ монголы не ѣдятъ, кобылъ своихъ доятъ, и старуха угостила насъ питьемъ, напоминавшимъ киргизскій "айранъ". Лампой служилъ выдолбленный камень, наполненный яковымъ жиромъ и опирающійся на низкій треножникъ.
И мать и ребенокъ носили бараньи тулупы, подпоясанные кушаками, а на ногахъ сапоги. Голову старухи прикрывалъ продолговатый платокъ; концы его были завязаны узломъ на затылкѣ; волосы были заплетены въ двѣ длинныя косы, прикрытыя кускомъ матеріи. Мальчуганъ ходилъ съ непокрытой головой. У него волосы заплетены были въ три косички, торчавшія въ разныя стороны, точно крысиные хвостики.
Вечеромъ, когда мы смаковали свѣжую, вкусную баранину, вернулся домой старикъ съ застрѣленнымъ якомъ. Онъ былъ не мало удивленъ, увидавъ здѣсь чужихъ, но оказался человѣкомъ разумнымъ и отнесся къ дѣлу спокойно. Звали его Дорча.
Типъ его былъ чисто монгольскій: маленькій старичокъ съ обвѣтрѣлымъ, морщинистымъ лицомъ, маленькими глазками и рѣденькой растительностью на губахъ и на подбородкѣ.
одѣтъ онъ былъ въ бараній тулупъ и кожаные панталоны; ноги были обвернуты кусками войлока, голову прикрывала войлочная-же шапочка. По джагатай-тюркски онъ смыслилъ столько-же, сколько Парпи-бай по монгольски.
Мы, впрочемъ, обходились, какъ умѣли, и скоро стали кое-что понимать. Мѣстность эта называлась Моссото, а рѣка была однимъ изъ истоковъ Найджинъ-гола. Мы спросили насчетъ слѣдовъ трехъ верблюдовъ, видѣнныхъ нами два дня тому назадъ; оказалось, что это одна семья недавно выступила со всѣмъ своимъ скарбомъ въ зимнюю стоянку около Гаджира. Если-бы мы пошли ло этимъ слѣдамъ, мы черезъ 5 дней были-бы въ Гаджирѣ. По той-же дорогв, по которой мы шли, до Гаджира было восемь дней пути.
Въ одномъ днѣ пути внизъ по рѣкѣ жили Найджи-монголы. На нихъ недавно произвели нападеніе вооруженные съ ногъ до головы тангуты, явившіеся съ юго востока, и ограбили ихъ до чиста. Монголамъ съ тѣхъ поръ приходится жить исключительно яковымъ мясомъ. Они отправили въ Сининъ къ губернатору челобитчиковъ съ просьбой о помощи, и губернаторъ прислалъ имъ муки и хлѣба. Дорча и не совѣтовалъ намъ продолжать путь въ этомъ направленіи, ?нельзя будетъ достать даже самаго необходимаго продовольствія.
Старику подарили за его сообщеніе папиросу, набили его пороховницу порохомъ, и онъ остался очень доволенъ нами. Тѣмъ и закончился этотъ счастливый день.
Мы были уже нѣсколько удручены нашимъ продолжительнымъ скитаньемъ по безлюднымъ областямъ, и встрѣча съ людъми подѣйствовала на насъ, какъ жизненный эликсиръ; мы вновь ожили. Обильная водой рѣчка мелодично журчала между гранитными глыбами, и такъ пріятно было прислушиваться къ этой музыкѣ.
Разумѣется, мы провели у монголовъ и весь слѣдующій день, но не оставались праздными. Прежде всего мы купили трехъ небольшихъ крѣпкихъ лошадокъ и двухъ овецъ. Худшихъ изъ нашихъ животныхъ, въ томъ числѣ и двухъ истомленныхъ верблюдовъ, мы совсѣмъ забраковали. Монголы могли угостить насъ лишь козьимъ молокомъ, но мы и ему были рады. Ихъ же мы обрадовали небольшимъ запасомъ чая и хлѣба.
Bo время нашихъ переговоровъ около моей палатки вдругъ раздался крикъ: "Медвѣдь!" Исламъ-бай со своимъ ружьемъ и Дорча со своимъ длиннымъ, неуклюжимъ кремневымъ ружьемъ пустились за звѣремъ. Но тотъ былъ легокъ на ногу и быстро скрылся въ горахъ.
(Съ рисунка автори)
Меня особенно позабавилъ первый урокъ монгольскаго языка. Дорча былъ необычайно комиченъ со своими отчаянными попытками понять, что я хочу сказать своими жестами. Первымъ шагомъ было изученіе счета, который я быстро и постигъ съ помощью пальцевъ: нигэ, хояръ, гурба, дурбэ, табу, чжиргуганъ, дологанъ, найманъ, йисунъ, арба, арба-нигэ и т. д. Нетрудно было также усвоить себѣ названія окружающихъ предметовъ: палатки и ея частей, красокъ, частей тѣла, географическихъ названій и т. п.
Такимъ образомъ у меня составился длинный списокъ самыхъ необходимыхъ словъ, и я послѣ перваго же урока могъ разговаривать съ Дорчей, составляя простыя фразы, въ родѣ: "гурба тэмэнъ байва" - у насъ три верблюда; "бамбураши му" - медвѣдь золъ, и т. п.
Съ глаголами было потруднѣе, но всетаки важнѣйшіе я заучилъ въ тотъ-же вечеръ, напр: идти, быть, ѣхать верхомъ, искать, падать, находить, снѣгъ идетъ, дождь идетъ и т. п. Урокъ вмѣстѣ съ тѣмъ былъ и гимнастическимъ упражненіемъ, какъ такъ я продѣлывалъ всв эти движенія, а разъ даже привелъ Дорчу въ полное изумленіе, принявшись колотить его по загорбку, чтобыузнать, какъ обозначается это дѣйствіе по монгольски.
Въ теченіе двухъ недѣль Дорчи былъ нашимъ проводникомъ, и мы каждый свободный часъ посвящали лингвистическимъ занятіямъ. Я прислушивался также къ его разговору съ сородичами и дѣлалъ быстрые успѣхи, такъ что скоро могъ уже самъ объясняться съ монголами.
Когда одолѣешь первыя трудности и научишься связывать слова въ предложенія, дальнѣйшее совершенствованіе въ языісв нетрудно: стоитъ только увеличивать запасъ словъ и упражняться въ разговорѣ.
Зато мнѣ и не было нужды прибѣгать къ переводчикамъ во время нашего долговременнаго пребыванія среди монголовъ; я могъ даже безъ посредничества переводчика вести бесѣду съ "живымъ Буддой" въ монастырѣ Кумбумѣ (Гумбумъ), и съ вице-королемъ Ванъя фу. Такимъ образомъ мы избѣжали всѣхъ затрудненій и непріятностей, которыхъ я ожидалъ, лишившись переводчика ФонгъШи.
Утромъ 3октября я, сѣвъ на свою новую лошадь, вновь опредѣлилъ единицу времени, нужную для прохожденія извѣстнаго пространства, и затѣмъ мы выступили изъ Моссото, куда прибыло изъ горъ еще одно монгольское семейство, что-бы посмотрѣть на насъ.
Сначала мы слѣдовали по лѣвому берегу рѣки, потомъ свернули къ сѣверу по каменистой боковой долинѣ. Стадо кулановъ, головъ въ 150, завидѣвъ насъ, исчезло съ быстротой вѣтра. Долина мало-по-малу расширилась и стала плодородной. Около одного озерка Дорча слѣзъ съ лошади и заявилъ, что мѣсто это Ихэ-цаганъ-номунъ (4,390 м.) и что намъ здѣсь надо сдѣлать остановку. Мы такъ и сдѣлали, пройдя въ этотъ день 20 кил.
4 октября проводникъ нашъ повелъ насъ дальше вверхъ по долинѣ, которая постепенно заворачивала къ сѣверо-востоку и востоку. Подъемъ становился вмѣстѣ съ тѣмъ все круче; долина съ обѣихъ сторонъ была окаймлена громадными отторженцами и грудами щебня. Темнозеленый слюдяной сланецъ смѣнился краснымъ и сѣрымъ гранитомъ; перевалъ Ихэ-цаганъ-даванъ (4,974 м. высоты) былъ также. сложенъ изъ гранита.
Путь былъ хорошій. Три нашихъ послѣднихъ верблюда подымались по этимъ округленнымъ высотамъ безъ видимаго труда. Видъ съ перевала открывался не особенно обширный, такъ какъ перевалъ окруженъ вершинами горъ, а восточная долина, дугой загибающая къ сѣверу, заключена между высокими, закрывающими ее горами.
На перевалѣ лежалъ глубокій снѣгъ; на восточномъ склонѣ снѣгу было еще больше, чѣмъ на западномъ. Восточная долина, по которой мы спускались между кучами щебня и отторженцами, очерчена очень рѣзко, тогда какъ западный склонъ отлогъ и образуетъ переходъ къ сѣверно-тибетскому плато. Мы нашли, что низкій перевалъ, который мы перешли къ сѣверу отъ 20-го озера, образовывалъ очень важный водораздѣлъ. Къ югу отъ него вода стекала въ неимѣющую стока область Тибета, а къ сѣверу въ такую-же область Цайдама.
Около того мѣста, гдѣ долина заворачивала къ сѣверу, рѣка, стекавшая съ перевала и успѣвшая уже принять нѣ-сколько притоковъ, начинала свою разрушительную работу въ гранитныхъ массахъ. Вода такъ и кипѣла въ глубокомъ узкомъ ущельѣ, съ отвѣсными стѣнами скалъ, усвянномъ на днѣ отторженцами.
Исламъ, ѣхавшій, по обыкновенію, впереди каравана, избралъ этотъ путь. Но Дорча, ѣхавшій за мной, называя мнѣ всѣ эти долины, рѣки и горы, сказалъ, что лучше ѣхать по гребню горъ, идущихъ по западному краю долины: тамъ верхній почвенный слой состоялъ изъ мягкой, желтой глины. И эти высоты обрывались круто въ балку, гдѣ журчала рѣка; судя по достигавшему до насъ журчанью ея, глубину обрыва надо было опредѣлить въ 100 м.
Тропа, шириною едва въ одинъ футъ, точно обрисовывала рельефъ склоновъ и часто была буквально вырѣзана въ почти отвѣсныхъ стѣнахъ все изъ того-же рыхлаго матеріала. Благодаря выпавшимъ атмосфернымъ осадкамъ, глинистая почва сдѣлалась скользкой. Дорча ѣхалъ впереди, я за нимъ. Вдругъ лошадь моя забрала слишкомъ къ краю рыхлой тропы, нога у нея оборвалась, и лошадь упала. Душа у меня ушла въпятки, но я всетаки успѣлъ соскользнуть съ сѣдла и растянулся, упершись локтями въ землю.
Лошадь нѣсколько разъ перевернулась, катясь по откосу, пока, наконецъ, не обрѣла подъ ногами опору. Дорча поспѣшилъ внизъ къ ней на помощь. Если-бы лошадь не остановилась вовремя, она скатилась-бы въ пропасть, такъ какъ до края оставалось всего нѣсколько метровъ. А если-бы я во время не соскользнулъ съ сѣдла, я, пожалуй, раздѣлилъ-бы ея участь. Послѣ того я благоразумно пошелъ пѣшкомъ, ведя лошадь за поводъ.
Тропа, извиваясь, спустилась затѣмъ на дно балки, гдѣ мы присоединились къ нашему каравану и поѣхали, пробираясь между безчисленными глыбами, лежавшими и вдоль и поперекъ рѣки. Начался вѣтеръ съ сѣвера, и поднялась сильная мятель, несшаяся намъ прямо въ лицо, скрывая отъ насъ всю окрестность.
Пришлось перейти еще цѣлый рядъ опасныхъ переваловъ прежде, чѣмъ мы добрались до расширенія долины Куку-буръ, гдѣ по берегамъ рѣки разстилались чудныя травяныя лужайки. Прошли за день 27.5 килом.
5 октября. Изъ Куку-бура мы продолжали путь по рѣчной долинѣ. Она была все такъ-же камениста, и наши неподкованныя монгольскія лошади начали страдать ногами. На одномъ открытомъ мѣстечкѣ мы встрѣтили кучку монголовъ верхомъ, вооруженныхъ ружьями. И мы и они были поражены встрѣчей. Съ помощью Дорчи я завязалъ съ ними разговоръ. Рѣшено было разбить тутъ лагерь, хотя мы и прошли еще только 15 килом. Но мѣстечко (Харато) было прелестное, богатое растительностью и расположенное всего на высогъ 3,371 м. Въ первый разъ послѣ двухъ мѣсяцевъ пути находились мы на такой незначительной высотѣ, а впереди намъ предстояло спускаться все ниже и ниже, - пріятная перспектива!
Верховыхъ было 6 человѣкъ, между ними одна женщина. Ояи ѣхали съ Ихэ-цаганъ-гола въ Моссото и затѣмъ дальше въ горы, чтобы запастись на зиму яковымъ мясомъ. Они полагали пробыть въ пути 15 - 20 дней, но продовольствія взяли всего дней на 5 - 6, надѣясь затѣмъ питаться мясомъ яковъ. Возвращаясь съ удачной охоты, они везутъ на своихъ лошадяхъ мороженое мясо, а сами идутъ уже пѣшкомъ.
(Съ рисунка автора)
Теперь какъ разъ было время охоты на яковъ. Яки въ это время держатся на окраинахъ Тибетскаго плато, розыскивая подножный кормъ получше. Охота ведется такъ-же, какъ и у таглыковъ. На яка нападаютъ, по крайней мѣрѣ, два охотника заразъ, чтобы имѣть въ запасѣ одинъ или нѣсколько выстрѣловъ, если якъ бросится на одного изъ нихъ.
Монголы были очень веселы; видимо, эта осенняя охотничья экскурсія вносила пріятное разнообразіе въ ихъ монотонную, бѣдную событіями жизнь. Сезонъ охоты на яковъ продолжается съ мѣсяцъ, и каждая охотничья партія имѣетъ свои опредѣленные участки для охоты, гдѣ охотники живутъ безъ кибитокъ подъ открытымъ небомъ, безъ всякихъ пожитковъ, кромѣ платья на себѣ, сѣделъ, ружей, да небольшихъ мѣшковъ съ коекакими съѣстными припасами.
Монголы расположились въ кустахъ, около моей палатки, развели огонь между тремя камнями, поставили на нихъ котелъ и, когда я присоединился къ ихъ кружку, привѣтствовали меня дружелюбнымъ: амуръ сайнъ? (какъ ноживаете?).
Когда вода закипѣла, одинъ изъ старшихъ вынулъ изъ мѣшка шесть мелкихъ деревянныхъ тарелочекъ и, роздавъ ихъ товарищамъ, насыпалъ въ каждую по нѣскольку горстей поджаренной ячменной муки. Затѣмъ, онъ изрѣзалъ тонкими ломтиками кишку, начиненную застывшимъ бараньимъ саломъ и смѣшалъ сало съ мукою.
Послѣ этого женщина, поддерживавшая огонь, зачерпнула желѣзной ложкой кипящей воды изъ котла, разлила ее по тарелкамъ, и "цзамба", любимое блюдо монголовъ, было готово. Когда жидкое содержимое тарелокъ было съѣдено, на днѣ ихъ осталось еще столько жира и муки, что можно было прибавить еще по нѣскольку ложекъ воды.
Блюдо это и составляло весь обѣдъ монголовъ. Послѣ обѣда они закурили трубки со сквернымъ китайскимъ табакомъ и пришли въ настроеніе полнаго благодушія. Всѣ они были, повидимому, большіе охотники до трубочки.
Все одѣяніе ихъ состояло изъ тулупа, панталонъ, сапоговъ и шапки. Тулупъ они накидывали прямо на тѣло и, видимо, были нечувствительны къ холоду, такъ какъ правая рука и плечо оставались голыми. Ночью они закутывались въ тулупы и располагались около костра. Въ сильныя-же вьюги, они устраивали себѣ походную палатку изъ ружей, сѣделъ и войлоковъ. Волосы у всѣхъ были заплетены въ косы; молились они, сидя на корточкахъ и перебирая четки, чтобы отмѣчать, сколько разъ произнесутъ молитву: "Омъ мани падме хумъ".
6 октября. Рано утромъ монголы, продавъ намъ пару изъ своихъ лошадей, двинулись дальше. Черезъ часъ собрались выступать и мы, и оказалось, что вновь пріобрѣтенныя лошади ушли по привычкѣ за своими прежними владѣльцами. Пришлось двумъ изъ моихъ людей ѣхать въ догонку за ними, и мы выступили только около 10 ч. утра. Двое таглыковъ съ тремя верблюдами выступили, впрочемъ, гораздо раньше. За ними двинулся я съ Дорчей и Джолдашемъ и, наконецъ, лошадиный караванъ.
(Съ рисунка Л. Нюблома).
Мы перешли въ бродъ рѣку, и она долгое время шла у насъ по правую руку. Долина расширилась, и гранитныя скалы обнаружили стремленіе разойтись. За послѣднимъ ущельемъ, гдѣ рѣка жалась къ правой стѣнѣ горъ, открылся на сѣверъ необычайный видъ: горизонтъ образовывалъ здѣсь безконечно отдаленную, совершенно ровную линію.
Теперь мы уклонились въ сторону отъ рѣки, но черезъ нѣкоторое время снова очутились въ ея руслѣ, которое становилось все шире, ровнѣе и бѣднѣе щебнемъ и несло воду лишь лѣтомъ. По этой долинѣ мы ѣхали затѣмъ весь день. Горные отроги, окаймляющіе долину Харато, раздвигались образуя воронкообразное расширеніе, но по обѣ стороны долины, на востокѣ и на западѣ, виднѣлись еще ихъ крайніе побѣги.
Устье долины явилось и границей всякой растительности. Далбше шла совершенно безплодная равнина съ едва замѣтнымъ уклономъ къ сѣверу, которая, подъ конецъ, переходила въ настоящую пустыню. Тамъ и сямъ виднѣлись низкіе песчаные холмы, насыпанные, видимо, WNW вѣтрами. Ни признака жизни, ни слѣда человѣческаго, ни тропинки. Тишь и безмолвіе.
Передъ нами разстилалась безграничная равнина. Просто голова кружилась съ непривычки среди этого безбрежнаго пространства. Только, обернувшись назадъ, можно было остановить взоръ на мощномъ хребтѣ съ его снѣжными вершинами. Вслѣдствіе дальности разстоянія и непрозрачности воздуха, онъ казался стѣной, нарисованной на одной плоскости, нельзя было различить даже устья долины, которую мы только что покинули.
Бассейнъ Цайдама напоминаетъ такимъ образомъ во многихъ мѣстахъ бассейнъ Тарима. Подошвы горъ также опоясываются здѣсь полосой пустыни, за которою уже начинаются оазисы; также текутъ по пескамъ рѣки; но поясъ песковъ не такъ мощенъ и широкъ, центральныя-же части бассейна впадаютъ въ обширныя соленыя озера.
Такъ мы ѣхали къ сѣверу часъ за часомъ и еще задолго до наступленія сумерекъ обогнали верблюдовъ. Полоса пустыни смѣнилась степью, съ зарослями тамариска, сначала скудными, затѣмъ все болѣе густыми; кусты тамариска большею частью росли здѣсь, какъ и въ Восточномъ Туркестанѣ, на буграхъ. Дорча еле могъ найти тропу среди этого лабиринта кустовъ и выразилъ опасеніе, что остальной караванъ ни за что не найдетъ безъ проводника дороги къ мѣсту стоянки. Поэтому онъ, указавъ мнѣ направленіе, по которому я долженъ ѣхать самъ, поскакалъ обратно и прежде, чѣмъ я успѣлъ что либо возразить, скрылся во мракѣ.
(Съ рисунка автора)
Къ счастью, лошади моей эта мѣстность была знакомѣе, чѣмъ мнѣ, и, проѣхавъ шагомъ съ часъ, я завидѣлъ между кустами къ сѣверу огни. Потомъ послышался собачій лай, и цѣлая стая монгольскихъ собакъ вынеслась на встрѣчу мнѣ и Джолдашу, который, однако, во время успѣлъ спастись у меня на сѣдлѣ.
Вотъ показались и люди и палатки. Я спокойно подъѣхалъ къ одной изъ нихъ, привязалъ лошадь и пошелъ, привѣтствуя шестерыхъ изумленныхъ монголовъ дружескимъ "амуръ сайнъ", усѣлся у огня и закурилъ трубку. Въ углу стояла кринка съ кумысомъ, и я хлебнулъ изъ нея здоровый глотокъ. Напитокъ напоминалъ квасъ и очень освѣжилъ меня послѣ столь продолжительной ѣзды (43 килом.).
Монголы только таращились на меня, не говоря ни слова. Они осмѣливались лишь подкладывать топлива въ огонь и окончательно пришли въ себя не раньше, нежели Дорча, явившійся съ караваномъ черезъ 2 часа, объяснилъ имъ, что мы за люди.
На свободномъ мѣстѣ между кибитками монголовъ разбили наши палатки и разложили костеръ. Ужинъ мнѣ успѣли приготовить лишь къ часу ночи. Послѣдній форсированный переходъ стоилъ намъ двухъ лошадей и осла; теперь у насъ оставалось только 3 верблюда, 3 лошади и 1 оселъ изъ 56 животныхъ, съ которыми мы два мѣсяца тому назадъ выступили изъ Далай-кургана.
