(Съ рисунка автора)
10 іюля я съ Исламъ-баемъ, двумя другими слугами и шестью лошадьми выступилъ изъ Кашгара въ селеніе Токузъ-акъ (девять бѣлыхъ), куда и прибылъ въ тотъ-же день. Вѣрный спутникъ мой въ пустынѣ Касимъ остался сторожемъ въ консульствѣ. Изъ лошадей одна - небольшой пѣгій жеребчикъ - была куплена еще у Хотанскихъ купцовъ въ то время, какъ я проживалъ въ бесѣдкѣ, въ лѣсу, на Хотанъ-дарьѣ. Это была славная лошадка, веселая, ласковая, ручная, точно собачка. Для себя лично я купилъ превосходную рослую верховую лошадь, которой и предстояло носить меня больше года по азіатскимъ пустынямъ. Всѣ пять новыхъ лошадей стоили только 124 рубля. Лошади въ Кашгарѣ дешевы.
11 іюля мы продолжали путь на юго-западъ до большого селенія Упалъ (2,000 дворовъ), являющагося вмѣсгъ съ тѣмъ крѣпостью, съ гарнизономъ въ 200 чел., и резиденціей двухъ мандариновъ низшаго ранга. Весь день лилъ дождь, и лессовый грунтъ, по которому вела дорога, размякъ, обратился въ скользкую, липкую грязь. Вымокшіе до костей заѣхали мы въ одинъ изъ дворовъ около базара и развели большой костеръ, чтобы обсушиться.
Посреди селенія протекаетъ небольшая рѣчка, берущая начало на перевалѣ Улугъ-артъ, и орошаетъ рисовыя и хлѣб-ныя поля и сады. Рѣчка эта вырыла себѣ довольно широкое и глубокое русло въ ярко-желтомъ лессѣ, но въ селеніи берега подымаются отлого до ясно выраженныхъ террасъ. Глиняныя сакли съ плоскими кровлями тянутся по самому берегу.
Немного спустя, по нашемъ прибытіи въ селеніе, мнѣ пришлось наблюдать еще невиданное мною, но обычное здѣсь въ дождливое время года явленіе. Послѣ продолжительнаго дождя, горные ручьи сливаются въ одинъ мощный потокъ, переполняющій русло рѣчки и производящій иногда болынія опустошенія. Этимъ-то мощнымъ скопленіемъ водъ, извѣстнымъ здѣсь подъ названіемъ "зиль", и промыто такое глубокое русло, ограниченное глинистыми террасами.
Въ 7 ч. мы услыхали отдаленный шумъ, который, все приближаясь и разростаясь, превратился, наконецъ, въ оглушительный грохотъ. Словно кипящая, шипящая глиняная каша, дико несся потокъ, захватившій въ своемъ стремленіи массу землистыхъ частицъ съ горъ, и переполнилъ русло. Населеніе съ криками и жестами ужаса разбѣжалось кто куда. Я съ Исламомъ взлѣзъ на крышу сакли.
Минуту спустя, аллеи изъ ивъ и тополей по обоимъ берегамъ стояли затопленныя водой, почва дрожала подъ тяжестью вырвавшейся изъ береговъ водной массы, волны такъ и кипѣли грязной пѣной, брызги стояли столбомъ, точно туманъ. Стволы деревьевъ, обрубки, вѣтви, хворостины, копны сѣна и другіе предметы такъ и плясали по волнамъ, ударялись о берега, ныряли, всплывали снова и уносились по теченію. Деревянный мостъ, соединявшій берега рѣчки, разомъ былъ смытъ и тоже поплылъ, треща й кряхтя всѣми бревнами.
Вода все прибывала, затопила лучшую улицу и ворвалась въ низкіе домишки; переполошившіеся жители съ криками взбирались со своими пожитками вверхъ по скату на террасы. Нѣкоторые торопились набросать лопатами передъ своими жилищами валы изъ глины, чтобы преградить путь водѣ. Вся нижняя часть базара въ какія нибудь двѣ минуты была подъ водой. Оглушительный грохотъ потрясалъ воздухъ, наводя на всѣхъ ужасъ.
Матери бѣжали по поясъ въ водѣ, таща на рукахъ дѣ-тей. Всѣ крыши были покрыты перепуганными людьми; тѣ-же, кому нечего было терять, видимо, любовались величественнымъ зрѣлищемъ. Къ счастью, дворъ, на которомъ мы остановились, лежалъ такъ далеко отъ берега, что нашимъ пожиткамъ не угрожало никакой опасности.
Послѣ того, какъ все, что можно было спасти, было спасено, вниманіе всѣхъ устремилось на бахчу со спѣлыми дынями. По бороздамъ между грядками уже быстро ползли змѣйками струи воды. Обыватели устремились туда, набирали полныя охапки дынь, спѣшили къ подножію террасы и перебрасывали дыни другимъ, которые укладывали ихъ въ кучи.
(Съ рисунка автора)
Часть дынь, однако, такъ и погибла, унесенная водой; десятка полтора сакль также были смыты цѣликомъ. Можно было-бы думать, что туземцы, наученные опытомъ, остерегаются разлива, повторяющагося ежегодно. Ничуть не бывало. Едва вода спадетъ, они возводятъ новые домишки на тѣхъ-же мѣстахъ, гдѣстояли старые.
Въ 9 ч. вечера вода стала спадать, и утромъ 12-го рѣчка приняла уже свой обычный видъ. Сообщеніе между берегами возстановилось. Съ нихъ было смыто все до чиста. На всякій случай мы остались на мѣстѣ до слѣдующаго дня.
Черезъ Мустагъ-ату, или Кашгарскій хребетъ, ограждающій Памиръ съ востока, ведутъ въ этихъ широтахъ четыре перевала: Аягъ-артъ (Пѣшеходный перевалъ) и Казы-артъ (названный по имени киргизскаго рода), которые мы оставили къ сѣверу или по правую руку отъ себя, Буры-кузъ (Волчій глазъ), который остался налѣво, и Улугъ-артъ (Большой перевалъ), который мы выбрали для перехода.
Вода, образующаяся изъ тающихъ снѣговъ, стекаетъ съ обоихъ послѣднихъ переваловъ цо одной и той-же долинѣ въ равнину, гдѣ находится киргизскій караулъ; трактъ этотъ называется Оругума. Мѣстные киргизы принадлежать къ роду Тавуръ. Самый трудно-проходимый изъ переваловъ это Буры-кузъ, и пользуются имъ лишь въ такихъ случаяхъ, когда три другіе занесены снѣгомъ. Улугъ-артъ тоже довольно опасенъ для перехода, и имъ пользуются только въ періодъ половодья на Гезъ-дарьѣ, когда черезъ нее нѣтъ брода. Даже въ самые благопріятные годы перевалъ этотъ свободенъ отъ снѣга въ теченіе всего двухъ мѣсяцевъ: съ 15 іюня по 15 августа.
Отъ Упала дорога идетъ отлого подымающейся безплодной степной равниной, прорѣзанной глубокими и широкими оврагами, на днѣ которыхъ растетъ сочная трава, и пасутся стада овецъ. Затѣмъ мы въѣхали черезъ ущелье въ долину, высокіе отвѣсные бока которой состояли изъ черныхъ и зеленыхъ сланцевъ. Еще въ теченіе одного дня пути попадались обычныя деревья - ивы и тополи, но затѣмъ прекратились. Долина рѣзко очерчена, и по ней протекаетъ прозрачно хрустальный ручеекъ, врѣзавшійся въ мощные конгломераты. Въ главную долину открывается справа боковая, подъ названіемъ Яманъ-сара (дурной домъ).
Вечеромъ 14 іюля небо потемнѣло; въ горахъ начало тромыхать. Западный вѣтеръ погналъ надъ долиной тяжелыя дождевыя тучи, и полилъ холодный дождь. Мы, закутавшйсь въ шубы, продолжали путь по становившемуся все круче подъему къ аулу Улугъ-артъ, который примостился съ правой стороны долины на конгломератовой террасѣ.
Изъ аула открывался видъ на всю долину. Смотрѣть на нее приходилось почти съ высоты птичьяго полета. Ручеекъ, значительно увеличившійся въ размѣрахъ, издавалъ какое-то металлическое бульканье. Вечеромъ повалилъ снѣгъ и покрылъ все кругомъ бѣлой пеленой. Большіе тяжелые хлопья медленно падали, кружась въ воздухѣ; плотные снѣжные облака заволокли всю панораму.
Можно было подумать, что стоитъ середина зимы, а не середина іюля. Въ селеніи полагали, что перевалъ будетъ непроходимъ послѣ такого снѣга дня три, а, можетъ статься, закроется и на цѣлый годъ, если снѣгъ будетъ продолжаться. Даже въ ясные дни на перевалѣ случалось тонули въ снѣгу лошади.
Итакъ, оставалось только вооружиться терпѣніемъ и выжидать хорошей погоды. Намъ, впрочемъ, не на что было жаловаться, такъ какъ мы устроились хорошо. Аулъ состоялъ изъ двухъ чудесныхъ кибитокъ, одной, принадлежавшей кипчакъ, а другой найманъ-киргизамъ. Лошади наши могли пастись на окрестныхъ пастбищахъ, а для себя мы купили у нашихъ хозяевъ барана. Здѣшніе киргизы, такъ-же какъ и проживающіе въ аулѣ, расположенномъ въ горахъ повыше, проводятъ въ горахъ лишь лѣтніе мѣсяцы, зимою-же спускаются въ долины и равнину.
16 іюля мы рѣшили направиться къ Аягъ-арту, - киргизы знали тамъ одно мѣсто, черезъ которое легче было перебраться, но прибывшій въ аулъ киргизъ изъ аула, расположеннаго повыше, предостерегъ насъ. Самый перевалъ, цравда, былъ удобенъ для перехода, но по ту сторону протекала р. Марканъ-су, черезъ которую какъ разъ въ это время нельзя было перебраться, и намъ пришлось-бы вернуться ни съ чѣмъ назадъ.
Тотъ-же киргизъ ручался, что мы благополучно переберемся черезъ Улугъ-артъ и за 150 тенегъ (30 кронъ) брался съ 10 людьми перенести весь нашъ багажъ. Лошадямъ и безъ вьюковъ трудно было карабкаться по крутизнамъ. Мы и отправились въ слѣдующій аулъ изъ 6 юртъ, принадлежавшихъ кипчакъ-киргизамъ; самый путь туда взялъ меныпе часа, а въ аулѣ мы остались до слѣдующаго дня.
17 іюля въ половинѣ шестого утра погода была ясная, тихая, хотя надъ переваломъ нависли небольшія облака; восточный-же склонъ перевала въ теченіе послѣднихъ дней нѣ-сколько поосвободился отъ снѣга.
Черезъ часъ мы выступили въ путь въ сопровожденіи, 10 киргизовъ, которые взяли съ собой двухъ лошадей и запаслись провіантомъ и топорами. Подъемъ велъ по узкой извилистой балкѣ, на днѣ которой журчалъ между гнейсовыми и сланцевыми валунами крохотный прозрачный ручеекъ. По обѣ стороны вздымались часто почти отвѣсныя скалы конгломерата. На ихъ округленныхъ вершинахъ паслись верблюды и овцы.
Еще выше громоздились скалы и гребни самыхъ причудливыхъ формъ, покрытые снѣгомъ. Въ 9 часовъ перевалъ не на шутку заволокся густыми облаками, и пошелъ снѣгъ, не перестававшій весь день. Словомъ, погода обѣщала мало хорошаго, и киргизы покачивали головами.
Налѣво виднѣлись два небольшихъ ледниковыхъ языка съ поперечными уступами и провалами, небольшими конечными моренами и ручейками, сливающимися въ одинъ потокъ. На гребняхъ направо, обнаженныхъ отъ снѣга солнцемъ, оставались только рудиментарные ледники. Мы ѣхали по ручью. Подъемъ сдвлался страшно крутъ. Лошади безпрестанно останавливались, задыхаясь въ разрѣженномъ воздухѣ.
Наконецъ, мы достигли корытовидной ложбины у подножія перевала и принялись взбирагься на крутизну тысячами извилинъ. Снѣжный покровъ достигалъ 1 ф. глубины, и лошади часто спотыкались о скрытыя подъ снѣгомъ кучи щебня.
Послѣдній конецъ пути былъ особенно тяжелъ, Весь багажъ пришлось нести на рукахъ, и киргизы поочередно взваливали себѣ на спину тяжелые ягданы. Каждый ягданъ несъ одинъ человѣкъ, а другой шелъ рядомъ, поддерживая ношу то съ боковъ, то сзади. Лошадей вели по одиночкѣ.
Въ 11 часовъ я пѣшкомъ достигъ гребня перевала, гдѣ возвышается мазаръ Хазретъ-Улугъ-арта, небольшая куча камней съ шестами, украшенными тряпицами. Киргизы считаютъ погребеннаго здѣсь святаго господиномъ перевала и погоды и покровителемъ путниковъ, поэтому и теперь, какъ при переходѣ черезъ перевалъ Кызылъ-артъ, имя святого не сходило съ устъ моихъ проводниковъ, особенно въ наиболѣе трудныхъ мѣстахъ.
Пока киргизы возились съ багажомъ и отыскивали наиболѣе удобныя для спуска мѣста на западномъ склонѣ, я часа полтора занимался на гребнѣ измѣреніемъ абсолютной высоты и другими наблюденіями. Высота оказалась 5.160 м.; температура воздуха ?0.6°.
Подъемъ на перевалъ былъ труденъ, но спускъ по западному склону оказался прямо головоломнымъ. Пройдя небольшой конецъ по очень отлогому западному склону, мы очутились у края обрыва, представлявшаго настоящій хаосъ скалъ, высовывавшихся изъ подъ сігвга, пробираясь междукоторыми, намъ и предстояло спускаться въ буквальномъ смыслѣ и пѣшкомъ и ползкомъ, цѣпляясь за что попало руками и ногами.
(Съ рисунка автора)
Снѣгъ достигалъ здѣсь 2 ф. глубины. Киргизы вырубили въ обледенѣлой снѣжной корѣ ступеньки, по которымъ остррожно и сводили лошадей. При этомъ одинъ держалъ лошадь за хвостъ, чтобы затормазить въ случаѣ, если животное поскользнется и покатится внизъ. Первый, самый крутой спускъ, миновали съ лошадьми благополучно. Теперь очередь была за ящиками. Ихъ обвязывали длинными веревками и сталкивали по скату внизъ, не выпуская изъ рукъ концовъ веревокъ, чтобы направлять спускъ.
У подножія скалъ начался спускъ по склону, падавшему подъ угломъ 35 1/2 0 и покрытому щебнемъ. Тутъ лошади были предоставлены самимъ себѣ. Пѣгій жеребчикъ съ Хотанъ-дарьи поскользнулся, скатился на нѣсколько сотъ метровъ внизъ, сломалъ спину и тутъ-же испустилъ духъ. Улугъ-артъ вообще крайне опасенъ, и по трудностямъ перехода не можетъ сравниться ни съ однимъ изъ пройденныхъ мной переваловъ.
Погода была отвратительная, юго-западный вѣтеръ крутилъ вокругъ насъ цѣлыя облака снѣга, сквозь которыя лишь временами проглядывала окружавшая насъ величественная панорама. Налѣво открылся съ высоты птичьяго полета мощный ледникъ, занесенный снѣгомъ.
Около праваго берега его виднѣлосъ треугольное моренное озерко, образованное ручейкомъ, вытекавшимъ изъ-подъ небольшаго ледника, проходившимъ между двумя черными скалами причудливой формы. Отъ ихъ подножія спускался до самаго озерка щебневый конусъ. Изъ-за массы снѣга, выпавшаго въ послѣдніе дни, конусъ сталъ ненадежнымъ, наружные слои его сползли внизъ и тропинка исчезла.
Когда мы двинулись порыхлой поверхности конуса, мы то и дѣло скользили и катились по направленію къ озеру, лежавшему внизу на глубинѣ 50 м.; еле-еле удавалось справиться и удержаться на ногахъ. Переходъ вообще представлялъ смертельныя опасности, тѣмъ болѣе, что глыбы, разбросанныя по скату, могли скатиться намъ на головы. Лошадей опять пришлось развьючить и нести багажъ на себѣ съ полкилометра.
Гигантскій ледникъ Улугъ-артъ выступаетъ изъ ущелья въ верхней части долины слабо изогнутою дугою. Мы подвигались внизъ по крутому спуску между краемъ льда и правымъ берегомъ долины и миновали на пути еще одно озеро. Вода его отливала свѣтло-зеленымъ цвѣтомъ, и в:ь ней плавали оторвавшіяся и упавшія сверху ледяныя глыбы. Отвѣсная боковая стѣна ледника была прозрачна, словно сдѣлана изъ стекла, и спускалась прямо въ воду, отражаясь въ ней, какъ въ зеркалѣ.
Ледниковый потокъ спускался подъ угломъ въ 4°; правая боковая морена и срединная были видны очень ясно. Около третьяго и самаго большого озера, имѣвшаго 3 килом. въ длину, насъ опять окутало облаками крутящагося снѣга, и мы еле различали, куда шли. Только спустя часъ, мы, миновавъ крутые уступы, вышли изъ полосы мятели, продолжавшей крутиться въ высшихъ поясахъ.
По западной долинѣ Улугъ-артъ стали подвигаться быстрѣе. Долина становилась все шире, а снѣговой покровъ на окрестныхъ горахъ все тоньше. Черезъ 14 часовъ безостановочной ѣзды мы сдѣлали, наконецъ, привалъ между двумя холмами сложенными изъ конгломерата, неподалеку отъвпаденія долины въ широкую долину Сары-колъ. Подножнаго корма для лошадей не отыскалось нигдѣ, но воду мы добыли изъ снѣжнаго сугроба, уцѣлѣвшаго въ расщелинѣ. Проводниковъ нашихъ киргизовъ уже не было съ нами, - они повернули обратно, какъ только мы миновали послѣднее трудное мѣсто. На слѣдующій день, 18 іюля, мы достигли яйлака Мужи, съ 60 юртами найманъ-киргизовъ, пасшихъ здѣсь своихъ овецъ, козъ, яковъ, лошадей и верблюдовъ. 20-го мы достигли озерка Чакыръ-агылъ и провели въ небольшомъ аулѣ, расположенномъ около озера, два дня, занимаясь наблюденіями. "Чакыръ" означаетъ крикъ, агылъ - аулъ, или селеніе изъ кибитокъ. Вѣроятно, такое наименованіе объясняется тѣмъ, что аулы здѣсь расположены на очень небольшихъ разстояніяхъ другъ отъ друга и можно "докрикнуть" отъ одного до другого.
Вода въ этомъ озеркѣ, какъ и въ Кара-кулѣ, отливаетъ чуднымъ голубымъ и зеленымъ цвѣтомъ. Берега щебнево-песчаные, кое-гдѣ обросли тростникомъ и водорослями. Къ западу находятся тучныя лужайки и болота. Озеро, словно втиснуто въ устье долины Калыма и принимаетъ въ себя всѣ ея воды.
Пройду молчаніемъ нашъ путь по извѣстнымъ уже мѣстамъ черезъ Булюнъ-куль, Кара-куль, Су-баши и черезъ Гыджакъ. 26-го мы вступили въ новыя области. Мы пересѣкли здвсь рѣку Тагарму, впадающую въ рѣку Кара-су, которая беретъ начало на южныхъ склонахъ Мустагъ-аты. Стремясь дальше къ востоку, Кара-су промыла въ горахъ узкую долину "Тенги", черезъ которую и лежалъ нашъ путь.
Скоро, однако, рѣка сама впадаетъ въ Тагдумбашъ-дарью, которая съ чисто лихорадочной энергіей прорѣзала въ горномъ хребтѣ, вытянутомъ по меридіану, поперечную долину Шинди-джильгу. Долина эта очень узка, рѣзко очерчена и вся заполнена рѣкой, такъ что лишъ въ холодныя зимы, когда рѣка замерзаетъ, можно попасть въ Яркендъ прямымъ путемъ.
До сихъ поръ дорога вела по склону внизъ, но отъ мѣста сліянія рѣкъ, пошелъ легкій подъемъ; мы направились къ югу вдоль лѣваго берега Тагдумбашъ-дарьи. Грунтъ былъ ровный, твердый; часто попадались лужайки съ сочной травой. Вдали виднѣлась крѣпость Ташь-курганъ, цѣль нашего сегодняшняго пути.
Миновавъ селенія Чашманъ (145 дворовъ) и Тызнапъ (200 двор.), мы очутились въ широкой долинѣ Тагдумбашъ; передъ нами разстилались лоля и луга, на которыхъ паслись овцы, козы и рогатый скотъ. Направо возвышалась конгломератовая терраса, на верху которой находится селеніе и крѣпость Ташъ-курганъ (каменная крѣпость). По расположенію она напоминаетъ Памирскій постъ. И тамъ тоже широкая >долина, большая рѣка и конгломератовая терраса, откуда открывается такой-же широкій видъ кругомъ.
(Съ рисунка автора)
Для меня было большой, но очень пріятной неожиданностью встрѣтить здѣсь моего друга, мистера Мэкэртнея, который внезапно получилъ отъ Индійскаго правительства приказъ присоединиться къ англо-русской комиссіи, обсуждавшей вопросъ о границахъ на Памирѣ. Я разбилъ свою налатку рядомъ съ его, и мы провели вмѣстболып очень пріятный вечеръ.
27 іюля мы съ Мэкэртнеемъ посѣтили Ташъ-курганъ. И селеніе и крѣпость имѣли жалкій видъ. Большинство жилищъ представляли однѣ развалины послѣ землетрясенія, потрясавшаго эту область съ 5 по 20 іюля; уцѣлѣвшіе дома были испещрены трещинами сверху до низу.
Правда и возведены-то они были изъ крайне непрочнаго матеріала, обломковъ конгломерата; цементомъ-же служили просто комья земли. Множество трещинъ виднѣлось и на поверхности земли; направленіе ихъ было SSW?NNO. Китайскій гарнизонъ и жители селенія размѣщались частью въ юртахъ, частью во временныхъ палаткахъ.
Отъ начала землетрясенія уже насчитывали до 80 подземныхъ ударовъ; первые изъ нихъ были всего ужаснѣе и обратили селеніе въ развалины. Послѣдній толчекъ поколебалъ почву еще сегодня утромъ въ 8 ч. 10 м. Я лежалъ, какъ всегда, на подстилкѣ прямо на землѣ и явственно различилъ, что толчекъ шелъ подъ прямымъ угломъ къ продольной оси долины, т. е. съ запада на востокъ.
Землетрясеніе вызываетъ непріятное ощущеніе страха. Земля какъ будто волновалась подо мной, явственно слышался грохотъ точно отдаленнаго грома, но черезъ нѣсколько секундъ все прекратилось.
Осмотрѣвъ селеніе, мы посѣтили коменданта крѣпости Ми-дарина и нѣсколькихъ другихъ мандариновъ, которые всѣ приняли насъ очень привѣтливо. Для насъ были поставлены въ юртв столъ, стулья и ложа, на которыхъ занимаютъ мѣста курильщики опіума. Угощали насъ всячески. Я затянулся раза два изъ трубки съ опіумомъ, но никакого особеннаго наслажденія не испыталъ.
Въ первой части своего труда я такъ много отвелъ мъста описанію разныхъ областей Памира, что объемъ книги не позволяетъ мнѣ такъ-же подробно трактовать мое новое путешествіе по этимъ областямъ. Можетъ быть, для этого представится другой случай, когда я и опишу свое путешествіе по южному Памиру въ 1895 г.
Передъ нами лежитъ долгій путь до Пекина. Я и имъю въ виду вести читателей и читательницъ, если ихъ терпѣніе уже не истощилось, по старому пути Марко Поло въ Хотанъ.
Намъ предстояло еще разъ пересѣчь пустыню Такла Маканъ, чтобы разыскать слѣды древнѣйшей буддійской культуры и погребенныхъ въ этомъ песчаномъ морѣ городовъ, посѣтить дикихъ верблюдовъ на ихъ безплодной родинѣ и разыскать слѣды озера Лобъ-норъ, отмѣченнаго на китайскихъ картахъ. Оттуда-же предстояло форсированнымъ маршемъ пройти сотни миль обратно до Хотана, проникнуть черезъ сѣверныя нагорья Тибета въ Цайдамъ и познакомиться съ монголами, тангутами и тибетцами, чтобы затъмъ черезъ Гань-су, Ала-шань, Ордосъ и сѣверный Китай добраться послѣ трехъ съ половиной лѣтъ странствованія до цѣли моего путешествія, до Пекина.
Немудрено поэтому, что мысль о такомъ долгомъ путешествіи заставляетъ меня спѣшить. Путешествіе по Памиру въ 1896 г. включаетъ, однако, событіе, которое я не могу пройти молчаніемъ. Слѣдующая глава и будетъ посвящена краткому описанію его.
